— Помните, что читали на вступительных в театральное?

— Отрывок из «Онегина». И ввел всех в состояние шока. В то время мой внешний вид был очень живописный: усы, длинные волосы и фикса. Тем не менее я был принят. Но проучился недолго. Меня вскоре отчислили за безобидный розыгрыш. Я прикинулся прорабом и начал собирать с абитуриентов деньги на ремонт. Свое отчисление из театрального я расценил как знак и отправился покорять Москву.

Но столица была неласкова. Во ВГИК меня не приняли по причине отсутствия данных для кино. В Школу-студию МХАТ меня приняли, но вскоре отчислили за драку. А я шел, как танк, и сдаваться не собирался. Устроился рабочим сцены в театр Табакова и однажды столкнулся с мэтром на ступеньках. Олег Павлович в то время набирал курс, и я предложил посмотреть меня. Он согласился, хотя я до сих пор не знаю причину этого поступка. Может, свою роль сыграла бутыль с соляной кислотой в моих руках? Но факт остался фактом, и я начал учиться у Олега Павловича.

— Чему главному вас научил Табаков?

— Упорству. Я лез из кожи вон, чтобы убедить учителя, что я не случаен в этой профессии, но у меня не получалось. И вдруг он мне, двадцатичетырехлетнему, доверил роль главного героя пьесы Галича «Матросская тишина», старика Шварца, и эта роль стала моей. Эта история не давала мне покоя, пока я не перенес ее на киноэкран.

«Страх живет в районе горла»

— Вы на каждой съемке находите приключения. Все делаете сами: управляете самолетом, водите паровоз, строите мосты… Зачем вам все это?

— Как зачем? Никакого другого пути в этой профессии, я уверен, нет. Если актер не поймет, как играть персонажа, если не поймет, как управлять самолетом или вести паровоз, роли у него не получится. Но в этом же и преимущество актеров, когда ты имеешь возможность попробовать и освоить новые профессии!

— Но ведь могут случиться неприятные ситуации. Например, на съемках фильма «Край» вы чуть не утонули. Что вы почувствовали, когда поняли, что можете не выйти из реки?

— Как актер я потом очень долго анализировал этот момент. Течение было настолько стремительным, что я моментально проскочил мимо каскадеров и понял, что вернуться самостоятельно уже не смогу. Я, собрав все силы, начал активно грести к берегу, но понимал, что это бесполезно. В этот момент я понял, где живет страх. Он живет в районе горла. Видимо, наш дух собирается в горле перед тем, как покинуть тело. Перед тем как вылететь, он начинает тебя мягко душить… Но я еще не успел произнести фразы: «Ну вот и все», как произошло чудо. Я мизинцем зацепился за брошенную мне веревку. А Слава, каскадер, ее уже не выпустил. Нас двоих по воде начало мотать, его от берега отбило, но он вытянул меня на камень-жандарм, за который запрещалось заплывать. К сожалению, на этих съемках мы не думали о возможности несчастных случаев, у нас даже не было спасательной лодки. И мы со Славой стояли минут двадцать на камне, у нас не было сил пошевелиться, нам все кричали: «Выходите!». А мы были белые от ужаса, потому что оба понимали, что могло произойти. Это случилось на первой неделе съемки. А потом мне пришлось второй раз повторить этот заплыв.

— Как психологически вам удалось себя заставить сразу же войти в воду снова?

— Я не знаю. Наверное, это уже актерская профессия: что бы ты ни говорил, что бы ни делал, плыть-то надо…

— А что в работе для вас труднее: физические или психологические нагрузки?

— Наверное, все вместе, и я не знаю, от чего переживаю больше. От того, что тебе больно и ты смертельно устал, или от того, что ты психологически разорван на части.

— Ну, с болью-то вы еще в детстве разобрались, переболев менингитом.

— Да, лежал овощем, который искололи уколами. Помню все: как брали костный мозг, свою чудовищную головную боль, как я учился заново ходить. Но неожиданно для себя я понял: эта боль помогла мне. Все, что было потом, не шло ни в какое сравнение с этой. Наверное, это было самое героическое время в моей жизни.

«Голливуд — моя третья актерская школа»

— Один из ваших фильмов «Вор» был номинирован на «Оскара». И благодаря этому вы попали в Голливуд?

— Этот фильм посмотрел Майкл Редфорд и разыскал меня в Испании. Прилетел и предложил сняться в фильме. Сценарий придумывали на ходу. Репетировали на улице. Он задавал ситуацию, мы приносили этюды. По сути, я в третий раз попал в актерскую школу, и у меня сильно поменялось отношение к себе и к окружающему миру. Роль была маленькая, но в Америке такое появление гораздо важнее, чем у нас. Это событие означало то, что ты попал в обойму. После этого меня и пригласил на пробы Де Ниро.

— У вас подряд две крупные роли, связанные с одним и тем же — послевоенным временем: «Ликвидация» и «Край». Это совпадение?

— Для меня события, которые произошли с нашей страной в Великой Отечественной, когда страна боролась с очевидным злом и вышла победителем, — главное время в нашей истории. Мне кажется, в этот момент, когда наши отцы и деды вернулись с фронта, у всех людей, живущих в нашей стране, появился новый ген: ген победителя. Наши заслуги перед миром невероятны. Но победителя не может быть без одной черты — без великодушия. И вот этот путь, пройденный моим героем — к своему великодушию, через войну, которая продолжается и после победы, — он был для нас важен. Найденная им немецкая девушка Эльза после войны оказалась самым униженным существом, которое обязаны были топтать все. И то, что происходит между ними, — даже не история любви, это попытка найти в себе способность прощать. А за этим уже, наверное, начнется любовь. Игнат — надеющийся человек. Герой «Ликвидации» Гоцман, готовый к компромиссам, имел иногда возможность зарыть на что-то глаза. А Игнат — нет. Он — победитель. В чистом виде.

— У вас нет провальных фильмов. У вас такой талант выбора?

— Спасибо на добром слове, конечно. Наверное, это черта, выработанная во мне учителями: ответственность за то, что делаешь. Успех действительно очень во многом зависит от точности выбора и, главное, — возможности увлечь себя. Вот иногда попадает к тебе роль выигрышная, с яркими сценами, с большим количеством текста, но очень важно понять: а можешь ли ты этим искренне заинтересоваться? Чтобы дальше на съемочной площадке к тебе ни у кого не возникало вопросов — ни у режиссера, ни у оператора.

«Главное — страсть к герою»

— То есть главное — интерес? Не статусность проекта, не деньги...

— Скажу вам даже больше — страсть. К герою. А дальше для меня важны два человека на съемочной площадке, два зрителя — режиссер и оператор. Если этим двум людям я верю, я для них расшибусь в лепешку и сделаю даже больше, чем способен. Если режиссеру нужно, чтобы я сто раз подряд сделал какое-то глупое действие, я сделаю и не буду задавать вопрос — зачем... Когда актеры заявляют: «Ой, я так не люблю пробы!» — меня это поражает. Я считаю, что это обязательное для всех артистов испытание. И для режиссера обязательная позиция. Она дает возможность понять: появятся ли невидимые нити, которые способны связать режиссера и актера. Режиссер обязан любить актера. Он должен разжечь в себе любовь к нему. А ты в каждой пробе должен быть убедителен.

— Как вы поддерживаете форму?

— Я веду себя как животное, как в том анекдоте, когда человек ест и пьет, только когда хочет. А как форму поддерживаю — этого я никому никогда не расскажу. Если все узнают, будут себя так же чувствовать, а это неприятно. Если бы я был бизнесменом, я бы делал на этом деньги, но, как хитрый человек, я этим пользуюсь сам. Кто-то бегает, прыгает, плавает... А у меня просто батарейки хорошие. Можно, конечно, и бегать, но от себя не убежишь, это точно.

Полина ЛАДИС

По материалам peoples.ru