Но исторически сложилось так, что костяк русскоязычной диаспоры живет в другом боливийском городе — в Кочабамбе. Здесь и ландшафт роднее, будто по северному Уралу проложили автобан.
Приятный город Кочабамба. Туристов минимум. Цветов максимум. Самые колоритные девушки страны тоже живут здесь. И молодые барышни, и старушки в городе застегивают юбку на булавку спереди, а там, где должна быть застежка-молния, образуется прореха, из которой наружу выбиваются нижние юбки и прочие портки. И непременно над юбкой солидная жировая складка — так красивше. Девчонки индейские коренастые, широколицые, можно сказать — кровь со сливками. Но от того, что выбирать не из чего, их любят и такими.
Унесенные в Боливию
Вот таков город, куда в 1992 году приехала молодая девушка Лия из Тбилиси вместе с мужем-боливийцем. А через три года за ними вслед в Боливию перебралась мама Лии Нана и бабушка. Как говорит Нана, нелегким было это решение — дать согласие на брак единственной дочери с иностранцем и ее отъезд. Но еще большей кровью далось Нане решение переехать в Боливию.
Прожив полжизни в Грузии, ей пришлось начинать все с нуля. В Боливии она оказалась лишена всего, к чему так привыкла: шумный двор, масса друзей, соседи, живущие одной большой семьей. Ее новая жизнь проходила в четырех стенах в вынужденной замкнутости, которой противилось все ее существо. Какое-то время этот вакуум занимали три внука и обустройство дома, но внуки подросли и зажили своей жизнью, и тогда Нана решила заняться чем-то, что помогло бы ей адаптироваться в новой реальности. Она выбрала дело, которое, как грузинка и домохозяйка с опытом, знала и умела лучше всего. Она стала печь. И с того момента, как из ее духовки вышла первая печенюшка, можно считать, началась история одной из самых лучших кондитерских Кочабамбы.
Где же ты, моя «Сулико»?
Итак, какое-то время Нана пекла и отдавала свои изделия в магазины на реализацию, но продолжала чувствовать себя ненужной. Пока вдруг через три года своего пребывания в Кочабамбе не познакомилась с первыми русскими. И тогда началось: гости, приглашения на чай, а где чай — там и тортик, или блинчик, или еще что. Угощения от Наны безоговорочно нравились всем русским, в них было то, чего так не хватает в Латинской Америке: дух домашней выпечки, дух воскресных блинов, именинных тортов и неуловимое ощущение счастья, которое возникает после посиделок за большим столом под оранжевым абажуром. У Наны появились первые клиенты и первые заказы, а вместе с ними и идея открыть свое кафе. Еще какое-то время она сомневалась в уместности задуманного, пока однажды ночью ей не приснился умерший муж. Во сне он ел армянское пирожное кхада. Надо сказать, что именно кхада было у Наны фирменным блюдом, и именно оно стало одним из первых в меню открывшегося кафе «Сулико».
За два года своего существования «Сулико» из простого кафе-кондитерской превратилось в нечто вроде социального клуба для всех русских, проживающих в Кочабамбе. Здесь любят встречаться, поболтать, просто посидеть за бесконечным чайником с чаем. В меню у Наны — блюда, не представляющие ничего необычного для любого белоруса по той простой причине, что ест он их чуть ли не каждый день. Однако для боливийского русского все ее пирожки с мясом или творогом, хачапури, кусочек торта «Медовика» или шоколадного «Мишки» — поистине изысканные лакомства. Это и просто любимый вкус, и вкус детства, и вкус чего-то забытого. Что уж говорить: пожалуй, и для меня самой это самое родное, что на данный момент есть у меня здесь, на 17 градусах северной широты и 68 градусах восточной долготы…
6 песо за кусок счастья
Кусочек торта в «Сулико» стоит 6 песо, это около 1500 белорусских рублей. И это очень немало по боливийским меркам, учитывая, что будничный комплексный обед в столовой из закуски, лохани супа, второго, десерта и напитка стоит 5 песо. Еще Нана делает пельмени, которые здесь превратились в безумный дефицит и настоящую экзотику. И уж совсем чудеса творятся в «Сулико», когда Нана делает из форели селедку, потому что селедки здесь нет, а ее хочется.
Если сравнивать боливийского ресторатора с белорусским, то жизнь в боливийском ресторанном бизнесе безумно скучна. За два года работы Нана не может припомнить случая, чтобы кто-то пришел ее контролировать. Органы санитарного контроля наверняка присутствуют где-то в пространстве, но Нана с ними пока не встречалась. И получается, что единственный контролер боливийских рестораторов — это исключительно их совесть. На совести владельца и его черная бухгалтерия, и санитарное состояние заведения, и его пожарная безопасность. Ничего интересного на тему нелегких будней боливийских рестораторов я написать не могу, потому что они легки и безоблачны. Порой кажется, что вся эта система держится «на соплях». Но, как ни странно, даже работает. Хотя слова «Сулико», «Грузия» или «грузины» боливийцам абсолютно ни о чем не говорят. Впрочем, многие уверены, что Грузия — это какой-то американский штат.
