Режиссеры — на сковородку
— Я очень рад, что нарушил свои планы и приехал сюда. Давно-давно я здесь не был, хотя знаю, что многие мои фильмы шли в Минске и, насколько я понимаю, не очень удачно.
— Вы снимаете новый фильм, продолжение трилогии, посвященной диктаторам…
— Должна быть тетралогия. Сейчас ведется работа над четвертой частью. Она самая тяжелая из всех, которые приходилось делать с точки зрения производства. И стоимость картины самая большая. В последнюю очередь интересует, собственно, диктатор. В первую занимаемся человеческими проявлениями. К диктаторам можно отнести и людей, которые разрабатывали ядерное оружие, и великих ученых российских, немецких и американских. Они те же самые диктаторы, только в каком-то другом смысле. Все разнообразные проявления злодейства известны, новостей здесь не будет, а будет только проявления соучастия с этими людьми. Всем станет ясно, что не в диктаторах дело, а в национальном характере, который реализует этих злодеев, все самые ничтожные их устремления.
Если Господь призовет на суд художественных авторов, то, конечно режиссеры — те, кого он в первую очередь пошлет на сковородку. Тем более, современные режиссеры кино. Кинематограф очень виноват перед мировой цивилизацией. Американский — в большей степени, европейский — в меньшей. Три-четыре режиссера могут сделать то, что ни Гитлеру, ни Сталину, ни лидерам националистических движений не удавалось. Это выворачивание души, ее вымывание, превращение ее в песок, в субстанцию. Невозможно уберечься от того, что делает с миллионами людей массовая культура. Если ты уже попал в зону этого влияния, никогда не сможешь реабилитироваться в гуманитарном смысле.
— Гитлеровская Германия — кривое зеркало СССР… Почему Вы сняли картину о Ленине, а не о Сталине, к примеру?
— Это фильм об Учителе. Это важнее. С Владимира Ильича Ленина началось очень многое. Этим человеком многое было сформулировано. Ответственность лежит на Учителе. Все остальные — его последователи, ученики. Может, найдется режиссер, который заинтересуется и ими. На данном этапе ученики меня не интересовали.
— Сложно ли было работать с японскими актерами?
— Не сложно. У японцев есть величайшая ответственность перед «мастером», уникальная деликатность, потрясающая работоспособность, постоянная профессиональная готовность, последовательность, способность к кропотливому изучению, возможность работы в любых условиях. Это вызывает восхищение этими людьми. Я должен сказать, что в лице японцев впервые увидел абсолютно универсальных актеров, пластических и смысловых, театральных и кинематографических. Они умеют все. Скажите ему изобразить змею, и он сделает моментально с проворностью, абсолютно неподобающей для его комплекции и возраста. На съемках было буквально так. Один артист в перерыве говорит: «Можно, я покажу, как умирает дракон?». Мигом разделся до белья и показывает всей съемочной группе, как это происходит. Я это знал, но те, кто не знал японских актеров, были потрясены. Нет того, что они не могли бы сделать. Мне неизвестны границы возможностей и способностей этих людей.
— Вокруг Вашей картины о Гитлере «Молох» на Западе поднялся скандал…
— Когда мы делаем картину, ни в коем случае не думаем о целевой аудитории. Есть художественная задача и ее надо выполнять. Фильм делался на немецком языке, потому что это великая культура великого народа и язык — ее составляющее. Это язык Гейне, Гете… Мы понимали, что для определенной аудитории это будет препятствием. Но ответственность перед художественным произведением выше, чем ответственность перед зрителем. Я отношу Гитлера к жизни немецкого народа, неотъемлемой части немецкого народа, хотим мы этого или нет. Если бы Гитлер был песком, заброшенным к нам с Луны, все было бы просто. Проблема нацизма в том, что это сугубо человеческое явление, это плоть и кровь человеческой жизни, человеческих характеров, заблуждений, преступлений, увлечений, трагических судеб. К большому сожалению, проблема нацизма ни в коей мере не изжита, она еще обязательно вернется. Нацизм никуда не ушел.
Боевики нас не тронули
— Что заставило обратиться к теме чеченской войны? Съемки проходили в Чечне с риском для жизни съемочной группы…
— Картину «Александра» снимали в настоящей Чечне, хотя можно было найти подходящую натуру. В создании принимала участие не только актерская братия, но и простые люди, солдаты, граждане Чеченской республики. Что касается риска, вне всякого сомнения, он существовал. Это моя единственная картина, когда мы поехали снимать на место. Весь русский кинематограф снимает Чечню в Кабардино-Балкарии, на курортах, еще где-то. Я посчитал, что мы не имеем морального права так поступить. И мы отправились туда, где все происходило. Были предприняты все возможные и невозможные усилия, чтобы уберечь и группу, и Галину Павловну Вишневскую, которая сыграла главную роль. Нас охраняли Минобороны, МВД, ФСБ, были даже некоторые контакты с боевиками. Они давали гарантию, что не станут мешать съемкам. Эти гарантии были исполнены несмотря на то, что как раз в это время произошло уничтожение Басаева. У меня вызывало изумление то, что «Александра» идет за пределами России, а в России большая часть проката отказалась ее показывать. Но зато удалось договориться с 1 каналом, где фильм будет показан.
Тарковский против Феллини
— Вас называют последователем Тарковского…
— Мне очень сложно отвечать на этот вопрос, потому что мое человеческое отношение к нему превосходит профессиональное. Я не имею права оценивать профессионально Великого мастера. У нас с ним были близкие, дружеские отношения, которые сохранялись и когда он остался за границей, вплоть до его кончины. Буквально за месяц до его смерти в Париже мы говорили по телефону. В Андрее Арсеньевиче мне близко то, что он особенно относился к литературе.
Он очень не любил обычные литературные сценарии, многое из того, что ему показывали, вызывало у него такое раздражение… Помнятся моменты, когда мы просто гуляли, разговаривали… О конфликтах человеческих отношений, поступках, поведении. О других людях, других формах жизни, способах реализации цели человека. Любой ли ценой можно достигать цели и т.д. Наши разговоры были очень содержательны. Но как только мы переходили в область кинематографа, начинались жесткие разногласия, а мне не хотелось его огорчать, я его очень любил и люблю. Я не хотел иметь с ним никаких конфликтов. Но один у нас был. И я могу о нем рассказать. На меня огромное впечатление произвела картина «Репетиция оркестра» Федерико Феллини. А реплику Тарковского в адрес режиссера и картины я не буду приводить, она была резкой, с перечнем ошибок, заблуждений маэстро, на что у меня вырвалось: «Мне бы его ошибки!». Это очень обидело Андрея Арсеньевича, и больше он старался об этом не говорить.
— Феллини сказал: «Я бы в вашей стране не снял ни одного фильма. Как Тарковский снимал?»…
— Он был предан гуманитарным идеалам. Он не утонул в кинематографе. Ведь кино — это рутинная работа, тяжелая, с множеством проблем. Режиссер хотел бы исключить из своей жизни звонки с просьбами добавить лишнюю коробку пленки, откомандировать специалиста по декорациям, выяснения о том, почему не выплачиваются командировочные или почему оператор начинает пить… Завершение съемок для него было большим праздником. Хотя, надо сказать, на мой взгляд, в отношении к нему советская власть была гораздо более приоритетна, чем Запад. Он это понимал. Ни в одной стране мира он не мог бы картину «Сталкер», съемки которой были остановлены из-за творческого брака, переснять, получив огромные ассигнования. Небольшая ошибка в фильме «Жертвоприношение» привела к тому, что в Швеции с ним не стали даже разговаривать, не дали ни денег, ни пленки. Поэтому с судьбой Андрея Арсеньевича, его жизненными кругами не так просто. Может быть, главной проблемой для него оставалось отношение к нему коллег, ровесников, профессионалов. Если бы это отношение было более уважительное, я думаю, он не остался бы во Франции. Он уехал не от советской власти, а от жуткой, ужасающей атмосферы, которая вокруг него была со стороны режиссерской братии, профессиональной среды.
Где у нас дорога молодым?
— Кто финансирует ваши проекты?
— Определенная часть средств предоставляется в рамках государственных программ Министерства Культуры России. В России государство так же, как и во Франции, финансирует кинематограф, дает стартовую позицию для начала кинопроизводства, за что я благодарен государству российскому. Частично это частные деньги, в меньшей степени, а в большей — деньги иностранных государств. Телевизионных всяких организаций и прочих. Деньги тех, кто занимается мировым кинематографом. Поэтому мировые права на наши игровые картины не принадлежат России.
— В одном из интервью вы рассказывали о встрече со студенческой аудиторией…
— Могу сказать, что в современных молодых людях меня крайне беспокоит дегуманизация сути. Абсолютное бессилие и безволие. Раньше студенчество составляло особую уникальную часть кинозрителей. Студенты, далеко не всегда творческих вузов, но и технических, а также военнослужащие и Тарковского смотрели, и документальное кино, и участвовали в гуманитарной жизни. Сейчас часть нации ушла из культуры. Сегодня в сознании молодых людей огромную роль играют деньги. Молодой человек значительно раньше становится рациональным и очень мало думает о душе. Я говорю о массовом явлении, что, конечно, не исключает того, что существуют уникальные молодые люди. Они всегда были. В область культуры перестали попадать люди из провинции В вузах, культурных учреждениях в основном дети тех, кто вырос в городах. Нет обновления. Для России это является плохим признаком. Потому что всякое обновление всегда шло из российской провинции. Этот процесс должен идти непрерывно. Он не прерывался даже в условиях советского строя с террором государства против собственного народа. Все равно шел круговорот, пополнение, новые приходили в культуру, науку, в общественную деятельность. Отсутствие конкуренции в гуманитарной сфере российской молодежи сейчас меня крайне беспокоит…
На прощанье пожелать хочу каждому сообразно своей профессии и совести. Потому что все неудачи людей творческого мира происходят тогда, когда они не в согласии со своей совестью.
Сергей НОСОВ
